Но вслед за зверем пришли другие. Не люди, а непонятно кто. Похожие на людей, но не они. Языка не знали, говорить не умели. В смысле, по-своему лопотали чего-то, но человеческого языка не знали. Так, полуживотные. Только менее вкусные, чем олени. И очень злые.
Они сразу же стали охотиться на арругхов. Причём непонятно, зачем. В еду не использовали. Голову отрежут, а тело бросят. Волки потом едят. Или, например, печень вырежут, а остальное бросают без толку. Очень расточительные. Видно, что из тепла пришли. Привыкли к добыче наплевательски относиться.
Сначала арругхи и другие люди пробовали с ними договориться. Поделить охоту. Но те оказались недоговороспособны. Вообще не желали с людьми дела иметь. Где встречали, там и убивали.
Арругхи и другие люди стали отвечать тем же. Но этих уламров, как их стали называть по имени первых этих существ, что вошли в контакт с людьми, становилось всё больше. Ужасно быстро они размножаются, эти уламры. Каждый день. Не как люди. И охотились плохо. Жестоко охотились, надо сказать. Нет бы из стада лошадей одну-двух забрать и поблагодарить духов лошадей, что позволили это. А эти уламры не так поступают. Загоняют стадо к обрыву криками и огнём – а лошади там и бьются. Так эти потом те же две-три туши возьмут, а остальные под обрывом догнивают. Если волкам не достанутся. Но и волки теперь брезгуют. Сытые стали волки, ленивые. Вокруг уламров этих всегда волков полно. Из-за этого хороший зверь уходит, и людям приходится далеко за добычей ходить. Как вот сейчас – два дня пути, чтобы непуганого зверя найти. И это хорошо, что уламров рядом нет, а теперь получается, что вот они – есть.
С уламрами же рядом жить очень плохо. Охотятся они на людей. Просто так, как уже сказано. Не ради добычи, ради озорства. А за ними стаи волков идут. Зверя распугивают. Даже на детишек малых нападают, потому перестали их далеко в лес отпускать одних. А без этого – плохими охотниками они вырастают. Мы-то ещё ничего, вмешался Грур, а вот нынешние дети леса по-настоящему и не видели, по неделе там в одиночку не ходили. Как будут пищу добывать, когда мы в Лес Вечной Охоты уйдём, и предугадать боязно.
Потому арругхи от уламров уходят. Уламров много, нас мало. Воевать с ними сложно, а взять у них нечего. Ни мяса, ни рогов, ни шкуры. Вон из кости мамонта палатка-вигвам в два счёта собирается. Мамонта же шкурой и покроешь. И тепло. А от этих? Ничего, кроме зла.
Так что уходят арругхи. В старину ниже жили, если смотреть по течению этой Реки, что за озером. Там тоже горы, но другие, посуше. Река широкая, рыбы много. Для мальчишек и забава, и упражнение: в воде неподвижно с острой палкою в руке стоять и ждать, когда рыба подплывёт. А там – бить её быстро. А здесь не так. Другая рыба здесь, в верховьях. И горы другие.
- Они что, ловить рыбу не умеют? – недоумённо спросил Антон, прервав рассказ.
Алина отмахнулась: какая разница?
Но ведунья занитересовалась:
- Что спросил раненый рюдь?
Рюдь!
Как смогла, девочка перевела. Оказалось, неандертальцы действительно не знают, что такое – ловить рыбу. Для них рыбалка – разновидность охоты. Только несложная, потому и для мальчишек. Дожидаешься, когда рыба подплывает – и рази её острогой! От слова «острогать»…
- Скажи, я покажу им потом, как можно ещё рыбу ловить. На удочку или сеткой, - промолвил Антоха. – Пусть только конского волоса дадут.
- Лежи уж, - велела Алина, но предложение послушно перевела. Оно было принято с благодарностью, но без интереса – судя по всему, арруги просто не представляли, о чём идёт речь.
Так вот и дошли досюда, продолжала старуха. Поднимались вдоль реки, а уламры настигали. Несколько лет проживёшь, а там… Начинает зверь пропадать, уходить. Верный признак: значит, охотники уламров близко. Вот и теперь. Было подозрение, да – редок стал зверь, пуглив. Но надеялись. А теперь, получается, снова их уламры настигли. Надо дальше идти. Но куда? На солнце - горы громадные, высокие. Снег там и лёд. Никакой охоты. На полночь – там совсем холодно, и природа скудная. Ходили туда охотники, видели большую гору из льда. Давно, правда, ходили, много поколений назад. Но помнят их рассказ в племени, помнят. На восход тоже нет пути – оттуда уламры идут. А на закат уходить – река кончается. А зверь к воде жмётся, богатый зверь у воды. Так что неизвестно что там, на закате. Может, даже и нет ничего. В общем, до последнего края люди дошли, некуда им больше деваться. И откуда они взялись только, уламры эти, на их голову…
