Им, русам, ближе реки. Иной раз, конечно, тоска берёт, когда плывёшь, плывёшь бесконечно, а перед тобою всё разворачивается и разворачивается бесконечная однообразная лента леса. Особенно когда излучина следует за излучиной, плёс за плёсом. Но всё ж там нет вот этого холодноспинного зверя, чья бесконечная туша дышит под твоим драккаром, и нет, ты знаешь, силы, которая способна поколебать это дыхание. Разве что сам зверь вдруг разозлится, встанет на задние лапы, заревёт, бросая слюнные брызги с белых от гнева волн, - но тогда и вовсе не в силах человеческих с ним сладить…
Нет. В русингах лучше, чем в викингах. Хотя правильно, конечно, что папка блюдёт старину и, например, отдаёт сыновей в воинское учение к чужим людям. Ну… Не к чужим, к родичам. Вон Олейф той осенью каким от ярла Хости вернулся. В глазах младшего брата – сразу воином. А и то – в вик ходил, англов грабил. Впервые собственную долю добычи взял. Опять же и с клятвенниками другой разговор получается, ежели их в русь нанимать, когда они узнают, что ты в те-то и те-то вики ходил…
И всё ж в руси лучше. Как, например, в прошлом году, когда Игорь с псковскими русами во словене ходил и первый бой и воинское посвящение принял. А потом в Булгар…
Опять же – там все знают, что ты сын конунга. Пусть и из другой Руси, но русы все друг друга хоть через одного, да знают. И Хельги-отца там уважают. А этим твой благородный статус – по боку. Они тут сами все хёвдинги, кто хоть одну лодью воинов собрал. Так что пришлось ему, Ингвару Хельгсону, несколько раз по загривку схлопотать от Деда, как он его мысленно прозвал, - от ярла Расмуса. За неловкость и за медлительность при разбивании палаток и устройстве лагеря. А откуда ей было взяться, ловкости - он что, с детства в викинги готовился? И у них, русов, совсем по-другому всё делается…
Но обида была так, легкой: во-первых, Игорь понимал, что в одной команде работать надо слаженно. А не сможет - то и в бою он ужаком для всех останется, а там и до конца жизни недалеко. А во-вторых, ему колотушки были положены - как самому младшему.
Он прикоснулся с оберегу и мысленно попросил Ньодра о помощи. Да, вот это и было то море, о котором говорили норманны и которое они считали своей торной дорогой.
И это море страшило. Особенно в эту, последнюю ночь на русском берегу, после которой Игорю предстоит по меньшей мере год провести на спине этого бесконечного зверя, в виках с до сих пор ещё чужими людьми.
И оставалось только с тоской жаться под одной кожаной дохой с Эддом на холоде среди неустанного шипения дождя в листве - пока остальные ели и пили у костров, а потом уходили спать в сухие палатки. А делать было нечего: правила у викингов суровые. Разговор с ярлом в случае чего короткий, а защитить тебя тоже некому: ушёл в вик - ушёл в сироты…
