Отправил для усиления отряда генерала барона Винценгероде Изюмский гусарский, Донские казачьи генерал-майора Денисова 7-го и подполковника Харитонова 7-го полки и взвод (2 орудия) конной № 5 роты (подполковника Кандибы) 2-й резервной артиллерийской бригады. Раз воюет барон с таким успехом, то пусть и возможностей будет у него больше для сего.
Вот и ныне помог корпус сей сильно опасения мои развеять, что корпус вице-короля Итальянского Евгения обойти мог армию нашу с правого (северного) фланга. Ведь тогда он, заняв в тылу её позицию, мог бы отрезать армию от города Москвы.
Посему отряд генерала барона Винценгероде получил от меня приказание не только прикрывать правый фланг армии во время дальнейшего отступления к городу Москве, но и противодействовать такому опасному для нас обходному движению вице-короля. Отряд, и по своей численности, и по своему составу (одна кавалерия с двумя орудиями конной артиллерии), не мог, конечно, оказать серьёзное противодействие французскому корпусу, но он всё-таки замедлил обходное движение противника. Произошла небольшая стычка при селении Милятино (хотя что значит: небольшая? – до 150 пленных нашими удальцамси взято!). После чего Винценгероде двинулся к городу Рузе, где и обнаружил войска неприятеля. Дождавшись ночи, отряд обошел этот корпус окольным движением влево и вышел при селении Велкино на дорогу, ведущую в город Звенигород, чем и предупредил противника на пути его.
В дальнейшем буду и новые партии тако же направлять в тылы французские. Большой бой обычен им, и мужества им не занимать, врагам нашим; а вот пусть повоюют с малыми партиями, кои жалить их будут повсеместно и повседневно! Тут и мужество не поможет: оно в стычках таких утомительных будет у неприятеля сквозь пальцы утекать…
В арьергарде полного спокойствия нет, но нет уже и того авантажа, что был днесь, когда Мюрат при селе Крымское настойчивые свои атаки проводил. Главные силы Соединённой армии отвёл я ещё на 25 вёрст назад по Новой дороге к селу Большая Вязёма, около которого войски наши и расположились для ночлега биваками.
Арьергард генерала Милорадовича, очистив свою позицию при селе Крымское, отступил в этот же день к селу Кубинское. Преследование было слабым.
Небольшие стычки у Эртеля. Партия состоявшего в его корпусе 3-го Бугского казачьего полка, под командой сотника Ивана Мораитова, разбила французскую партию под селением Каменкой и взяла в плен 9 человек. Зато при местечке Казимирове Бобруйского уезда Минской губернии уже французская партия напала на казённый обоз, конвоируемый командой запасного батальона 5-го егерского полка под начальством поручика Вильгельма Мартини, взяла в плен этого офицера и захватила обоз.
Впрочем. Это всё – мелочи. По-настоящему крупное ныне одно – Москва.
Но я даже боюсь приступать к размышлению на эту тему, ибо не знаю, что делать. Нет, впрочем, - впрочем, знаю, но сам боюсь знания сего. Москва – цель стремления Наполонова, она впитает нашествие, и нам даст время для организации той самой новой войны, до которой не доходят руки из-за кждодневного преследования. Но… Москва! Да, армия – сегодня всё, что оставляет нас в лице деражв великих и держав, покуда что воюющих. Армия должна быть спасена любой ценою, но… Опять – ценою ли Москвы?
Любою! говорю я себе. И Москвы, спрашивает некто внутри меня. И.. вот тут и боюсь я далее отвечать.
Не знаю, как быть мне! И даже ведь позиции годной нет в местности сей для армии нашей, столь уменьшившейся! И дорог много тут, возле столицы, обойти нас Наполеону из любого положения удобно!
В Москве между тем, все последше дни, как сообщают, царит паника. Уезжают все, кто только может. Ростопчин должен принимать экстренные меры к вывозу казенного имущества, к отправке раненых, которые в огромном количестве скапливаются в Москве после Бородина и т. д. Однако, по сообщениям сим судя, энергию свою сей господин достойный тратит не на дело прямое своё. А на прожекты странные.
Некий Липпих – по ухваткам похоже, что шарлатан – увлёк достойного генерал-губернатора сего строительством возлушного шара, с которого будто бы можно хотя и самого Наполеона истребить, бросая на него с высоты бомбические снаряды. Не натурфилософ я, посему в опыты подобные не верю; один шар дасть одну много десяток бомб – что изменят они даже в наступлении дивизионном, когда и батарея орудийная не остановит его. Возможно, в каком-нибудь далёком грядущем много шаров таких будет виссеть над армиями, закидывая их снарядами такими, но уверен я сей же час, что немедленно изобретётся что-либо для сбивания шаров подобных.
Словом, опыты эти закончились тем, чем должны были: по сообщению Ростопчина, «шар не поднимал и двух человек», а «Леппих — сумасшедший шарлатан».
Но более всего хвастаться продолжает он: «Я сделаю все возможное, какъ и всегда делаю, чтобы доставить князю Кутузову средства одержать победу надъ чудовищем, который явился для разрушения престолов и уничтожения народов. Москва будет стоить ему много крови, прежде нежели он в нее войдет».
Не пойму, чего больше здесь глупейшей фанаберии или искреннего непонимания, что значит болй в городе современных линейшых войск. Где биться им? В улочках тесных, не и домы деревянные немедля в огонь обратятся и первых выстрелах пушечных. Где строй развернуть, чтобы залп батальный дать? Как пушкам стрелять, коли не видно противника в узостях уличных? Конниу где и как развернуть?
Добро бы он был просто глупй мечтатель; беда в том, что мечты свои он вместо дела нужного и важного преследует; гонится за химерами, когда надобно тех же раненых наших далее вывозить – кто на это, кроме служб партикулярных?
Мои же приказы и увещевания не действуют на него; так что перестал я с ним вовсе сношения поддерживать, кроме самых необходимых.
Между тем, бумаги я всё пишу и пишу. Вот, за прошедшие лишь два дни: предприсание Эртелю об отправке войск в Бобруйскую крепость; Тормасову – об усилении сей крепости; Витгенштейну о подкреплении ему из войск Петербургского ополчения; начальнику Калужского ополчения Шепелеву о защите Кажлужской губернии; Моркову о распределении московских ополченцев по армиям; Лобанову-Ростовскому об ускорении движения к Москве войск его; Тульскому гражданскому губернатору Богданову об оказании содейтсвия губернатору Калужскому; Каверину об объявлении губернии сей на военном положении; Еромолову о приёме сухарей…
Голова кругом идёт!
А ещё диспозиции на движение армий, забота о подводах, о закупке лоашадей. Опять о сухарях тех же; да вот ещё и с Платовым разбираться, который очень вину свою загладить словесно возжелал. Вот рапорт его:
«С шестого часа утра с находящимся при мне ариергардом, во-первых, удерживал я город Можайск шестью баталионами егерей, с защищением с обоих флангов города регулярною и иррегулярною кавалериею и с пальбою по колоннам неприятельским, стремившимся в Можайск, из орудий Донской конной артиллерии, бывшей внутри города на разных возвышенностях.
Но когда уже сильными батареями, построенными против города, стремившимися колоннами неприятельскими как на город, так и на обои фланги мои, и приближением оттоль неприятельской армии вытеснен был я, тогда уже занял те высоты, где армия прошедшую ночь имела ночлег, на котором месте держался с ариергардом еще два часа. От сильной канонады и наступления неприятельского на трехверстной с крыла на крыло дистанции, выдерживая их атаки и сильную с разных батарей канонаду и отходя до самого ручья, примерно от Можайска от 4 до 5 верст, где также удерживали неприятеля более двух часов с потерянием убитыми и ранеными нескольких штаб- и обер-офицеров и нижних чинов. Но и тут не могли удержать стремления неприятельского, в рассуждении больших сил его, сильного наступления и предприятия в обои фланги наши большими со стороны силами.
После того на всяком шагу ежеминутно продолжалось сражение до самой ночи, чем и окончилось.
Неприятель пред нами и в силе. По объявлениям же от взятых нами пленных, здесь сам Наполеон, Мюрат, Даву и Ней и вся та кавалерия, которая была в сражении 26-го числа сего месяца у деревни Бородино. Я с ариергардом по прекращении целодневного сражения расположился, вышедши из леса, на высоте примерно от Можайска верст 15. Завтра, что последует, имею о том вашей светлости донесть.
Долгом моим поставляю донести вашей светлости и по всей справедливости свидетельствовать о неусыпных трудах и рвении, с неустрашимой храбростию оказанного в сих местах и на всяком шагу г. генерал-майора барона Розена».
Не имею слов пока.
Тем временем в Петербурге за вполне победное приняли донесение моё о сражении Бородинском. Я произведён в фельдмаршалы, и пожаловано 100 тысяч руб.
Генералу Барклаю-де-Толли произведён орден св. Георгия 2-й степени, князю Багратиону дано 50 тысяч руб.
Четырнадцать генералов получили орден св. Георгия 3-й степени. Всем бывшим в сражении нижним чинам было пожаловано по пяти рублей каждому.
А теперь я сдам Москву?
Страшно-то как, Господи…
