Но надо. Война. Для того чтобы группа прошла в тылы противника без обнаружения, нужно отвлечь всё внимание этого сборища на блок-посту на себя. Чтобы они ловили атаку отсюда, обращая весь огонь – а главное, внимание приборов – на группу Алексея.
В ночной прицел видно было вполне прилично, нередкого хаоса зелёных засветок не было. Алексей выбрал свободный ход курка и нежно, как вдолблено было бесконечными тренировками («…будто трогаете лепесток розы», говаривал незабвенный старшина Савочкин), придавил запятую гладкого металла.
Зелёный призрак часового в прицеле дёрнулся и отвалился назад.
Алексей повёл жалом винтовки влево и вправо. Больше никого. Спит доблестное воинство укропское. Дрыхнут каратели. И то: тяжеловато им пришлось в последние сутки. Стреляли по ним много и со вкусом. Добились, конечно, не так много, как хотелось бы. Но это – как обычно. Огонь миномётов – штука довольно-таки неточная. Для хорошо врывшейся в землю и прикрывшейся сверху бетоном пехоты эффект разве что беспокоящий. Даже и от РСЗО, которые были столь страшным оружием во временя Великой Отечественной войны, а ныне, в общем, бьют больше по психологии, нежели… нежели по делу.
Но психология – тоже штука важная. Вон он, утомившийся за день укроп, почивает, пользуясь недолгой тишиной. И второй часовой, видно, тоже спит, собака. Иначе должен был бы поинтересоваться, что там грюкнуло у товарища. А грюкнуть должно было, хоть на позиции Алексея ничего из происходящего на блокпосту слышно не было. Отлетел каратель чисто, автоматом и броником загреметь должен был. На чём и строился расчёт Алексея – завалить и второго часового, который кинется глянуть, что там с первым.
Противно, но надо. На войне как на войне.
Алексей Кравченко, доброволец и командир ДРГ, был не то чтобы гуманистом. С его-то кладбищем за плечами… Смешно. А уж после всего, чего насмотрелся за эти месяцы на Донбассе, после Славяносербска, с жуткой обстоятельностью обстреливаемого из пушек украинскими войсками… После трупов разорванных прямым попаданием в дом детей…
Нет, жалось к укровским карателям не было. Была чёткая, осознанная, холодная ненависть. Но… Как там у Сент-Экзюпери? – быть может, в каждом из них убит Моцарт? Совсем недавно ещё, год назад, не думали эти ребята по ту сторону, что станут карателями и будут убивать своих же. Виновных в том лишь, что не угодили образом мысли зацепившейся в Киеве нацистской хунте. Не понравилось, вишь, людям на Донбассе любить Бандеру и прислуживать своре захвативших власть конченных нацистов. Который в конечном итоге обслуживают банду таких же конченных олигархов.
В конце концов, здесь хватало своих. Вон того же Ефремова взять, что всю Луганскую область держал, будто вотчину феодальную.
И потому убивать было тягостно. Не мог Кравченко избыть в себе мысли, что участвует в каком-то бесконечном бреду, где приходится убивать своих же и умирать от рук своих же. Как хорошо, когда б были это фашисты. Обычные, из кино, немецкие. Мы вас не звали на свою землю, вот и подыхайте, суки! Было б куда легче, если б знать, что вот сейчас по ту сторону прицела раскинул руки настоящий нацик из карательного батальона. Из тех, кто жёг людей в Одессе, кто бил ветеранов на 9 мая во Львове, кто зиговал в честь Гитлера и распевал речёвки Бандере. Таких не жалко. Таких – воистину – никто не звал на нашу землю, и потому должны они в неё войти. На полтора метра в глубину.
Но сейчас от его, Алексея, руки, на ту сторону бытия, которое уже Небытие, мог отойти обычный парень, призванный на войну хунтярным военкомом. «Кто послал их на смерть недрожавшей рукой…». И вот это было тягостно. Словно помог тому преступному военкому…
