Три дня я провел у друга в Севастополе, в экспедиции, что копает на Херсонесе.
Это и выбило из колеи.Херсонесом я за эти три дня просто не уставал восхищаться. Скалы, море, ночное купание в мерцающей воде,
звёзды над тысячелетними развалинами...
Во всем какая-то романтическая, нетленная красота. Затоптанная тысячами ног днем, она просыпается вечером. Вечером здесь наступает время сказки. Колонны базилики, туманно белеющие в лунном свете.
Чёрная мерцающая туша моря, что неуклюже ворочается у подножия скал. Стены древних башен, обрывающиеся в воду. Разрушенные камни причала, который в давние времена принимал греческие триеры, и с которого теперь прыгают в море мальчишки. Позеленевший безъязыкий колокол, что просыпается и ворчит, если бросить в него камнем.
Мозаика, по которой ступаешь со странным чувством: ведь точно так же по ней ступали ноги тех, кто жил здесь две тысячи лет назад.
Здесь прошлое, кажется, оживает. Не надо богатого воображения, чтобы представить яркую красоту античного города, шумного, портового, торгового, увидеть людей, эллинов, его населявших. Не нужно сильной фантазии, чтобы увидеть жизнь, что кипела здесь много веков назад. И эта прекрасная картина пленяет навсегда.
А на «Чайке», том греко-скифском городище, что копала экспедиция МГУ, все было по-другому. Чайкинский раскоп не был столь красив, как Херсонес.
Он вообще не был красив.
Белых колонн не было. Были лишь ряды белёсо-желтых, словно выжженных солнцем камней, расположенных в каком-то непонятном порядке - и порядке ли? Грубые фундаменты каких-то строений, предназначенных неизвестно кем неизвестно для чего. Поросшие колючей крымской травой участки не возобновленных раскопов. И песок, всё засасывающий сухой песок, кучи которого громоздятся в отвалах вокруг городища.
Развалины Херсонеса Таврического вызывают уважение. Это те развалины, которые и через тысячелетия не кажутся мёртвыми.
А камни «Чайки» были мёртвыми.
И только потом, работая здесь, постепенно начинаешь понимать, что главное - не в красоте. Во всяком случае, не в той красоте, совершенной, вечной, понятной каждому по простому его человеческому эстетическому чувству. Той, что так поражает в Херсонесе, с его белыми колоннами и синим морем. И которой нет на «Чайке».
Но что же здесь есть?
