Но Александр всё равно не хотел унижаться перед ними и просить ослабить путы. Или хотя бы перевязать руки вперёд. Гордость мешала. Унижаться перед этими? Перед эсэсовцами этими новоявленными? Да ни в жизнь! Перед этими даже не крысами, а… а плевками! Блевотиной, исторгнутой отравленным на майдане народом…
Такая же брезгливая гордость и тогда, в Чечне, не дала ему согнуть голову перед пьянющим в хлам прапором, который начал что-то орать про журналистов-предателей, когда пресс-офицер завяз в недрах комендатуры, и группа гражданских в неположенном месте в неположенное время слишком долго оставалась одна. Вот и прицепился красномордый толстощёкий герой с выкаченными то ли в спиртовом амоке, то ли от общей дури глазами.
Что уж он там орал, сейчас и не вспомнить. Но, собственно, и вспоминать нечего. Пресса тогда олицетворялась в сознании масс строго в "обезьянах из ящика" – в телевизионщиках, всех этих Кизелёвых, Свалидзе, Матюк, Максимовецких и прочей либеральной братии. По поводу которой, кстати, и у самого Александра, далеко не любителя коммунистов, возникал общий для множества россиян вопрос, не является ли либерализм синонимом предательства.
Но… Это были 90-е, и журналистов тогда всех ассоциировали с обитателями телевизора и нескольких громких газеток. Доказывать перешедшему на визг прапору, что он – вполне честный репортёр вполне честного "АиФ", к тому же меньше год как вообще в профессии, Александр считал ниже своего достоинства. Тем более что свои законных два года он армии тоже отдал, и не его вина, что не попал на войну. Которой в его годы службы ещё и не было. А вывод войск из Афганистана начался как раз в том самом мае, когда его призвали.
Потому, когда прапор, поощряемый развлекающимися зрелищем приятелями, скомандовал "журналюгам" лечь – прямо в чмокающую чеченскую грязь, - молодой репортёр "АиФа" и не вздумал подчиниться. Он спокойно стоял, засунув руки в карманы, и внимательно смотрел на красную прапорскую рожу. Мотыляющийся в руках у того автомат на него впечатления не производил.
Потом-то, став поопытнее, немало поговорив с военными, он понял, что делал глупость. И, в общем, действительно поставил на кон свою жизнь ни за понюх табака. Впавший в пьяную шизуху прапор мог запросто выстрелить в непокорного журналиста. И ему за это, скорее всего, ничего особенного не было бы. Армия умеет заматывать "залётные" дела и прятать своих залётчиков. Особенно, когда сама в этом заинтересована и над нею не стоит какой-нибудь важный политикан со своим внезапным политическим интересом.
Тем более – на войне. Тем более – при Грачёве-министре.
Как раз в "АиФе" уже стажировался пятикурсник Александр Молчанов, когда подорвали Дмитрия Холодова прямо в редакции. Шум был громадный, на много лет, и суды вполне внятно указали на исполнителей-военных и заказчика – министра обороны. Но чем всё закончилось? Замотали даже такое дело…
В общем, не раз ему позже военные в ходе совместных посиделок, когда стадия доходила до обмена байками, крутили пальцами у виска и говорили "братишке Саньке", что он был полный дурак. Прапор? комендантский? да на войне? да пьяный? Да однозначно мог он выстрелить!
Он и выстрелил. Задержав взгляд на Александре и бешено повращав глазами на манер того артиста, что играл Петра Первого в классическом советском фильме, он проорал снова: "А ну, ложись, команда была!" – пустил очередь прямо у него над головой.
Кое-кто из журналистов, оставшихся сидеть, видя, что их коллега продолжает стоять, быстро попадали в грязь. Александр же остался стоять. Честно говоря, он просто не понял, точнее – не поверил в то, что сейчас произошло. Потому стоял, всё так же холодно глядя на беснующегося прапора. А потом, когда сообразил, падать стало уже поздно. Да и не готов он был это сделать по-прежнему.
Наверное, следующая очередь могла стать для него действительно последней. Но тут кто-то из зрителей в погонах ощутил, видно, что шутки кончились. Сразу двое кинулись на прапорщика, отжали ему ствол вниз, а потом и вовсе отобрали автомат. Ещё кто-то начал яростно материться на Александра, будто бы наглостью своей спровоцировавшего стрельбу, а потом и на всех журналюг мира.
Чем это всё могло закончиться, неизвестно - ибо прапор всё рвался посчитаться с "журанилиздью", хоть бы и кулаками. Одни его держали, другая группа военных орала на всех, на журналистов и друг на друга. И таким манером настроение хоть и малой, но толпы быстро распалялось. Шло, так сказать, к общему замесу. Но тут на крыльцо вывалилось начальство, в том числе и пресс-офицер, и конфликт был быстро погашен парой приказных окриков, в которых, впрочем, не матерного содержимого было на два слова: "Отставить!" и "Убрать!"
Их убрали. Пресс-офицер потом всё извинялся и переживал за свою судьбу: поездка и была-то организована во исполнение новой директивы по налаживанию работы с прессой. К тому времени в первую очередь из-за закрытости армии от гражданской прессы и, более того, высокомерного презрения к ней, информационную войну полностью выиграли чеченские боевики, как раз очень эффективно контактировавшие с российскими журналистами. Конечно, контактировали они, прежде всего, с теми, кто работал в холдинге Гусинского, - но Гусинский ещё платил им деньги, и его Елена Матюк ещё не была похищена, не пропущена по кругу боевиками и не заснята во время сей групповухи, - и потому к ним за информацией тянулась уже не только вся либеральная, но и подчас нормальная пресса. А что? – природа не любит пустоты, особенно природа информации.
Военные же поняли это поздно, а поняв, начали действовать традиционно топорно, работать с прессой не умели, армию к работе с ней не мотивировали… То есть результаты и так были плохие, а тут ещё и прапорская пьянь журналиста крупнейшей газеты страны чуть не убила…
