Так что прости, Юра, не все, кто хотел бы, смогли попрощаться с тобой…
Зато были трое знакомых ребят из «Антея». Тихон Ященко прислал — с машиной, с гробом, со всем, как положено.
Он долго молчал, Тихон, когда Алексей отправил ему эсэмэску с одним словом: «Злой». Потом позвонил, хотя, по идее, не должен был знать номера новой кравченковской симки. С городского номера. Чужого. «Привет, - сказал он. - Завтра встречай ребят. Там же». И отключился.
Там же — понятно: в Изварино. Зарядились туда на Мишкином Косте. Встретили, провели. Обнялись. Ребята передали от Тихона то, чего он не мог говорить с учётом возможной укровской прослушки. Собственно, тоже ничего особенного. Сочувствие и соболезнование. Информацию о том, что Юрку вывезут и похоронят, как положено. С воинскими почестями и с вспомоществованием его матери и детям. Жены у Семёнова не было — в разводе Юрка. Был...
Вечером посидели, помянули. Алексей рассказал, как Юрка погиб. Прочитав в переданной одним из парней, Толькой Волковым, с которым пару раз вместе работали, записке от Ященко, что тот, мол, является «ушами» Тихона, ответил на вопросы шефа по здешней обстановке. Отметил, как посуровело Толькино лицо, когда рассказал о возможных или, возможно, уже готовящихся наездах на него со стороны прокуратуры по делу Бэтмена. Не утерпел, чтобы не задать вопрос, не велел ли босс что поведать — или хоть намекнуть, - кто стоит за гибелью Сан Саныча.
Толька лишь пожал плечами: «Ничего по этому поводу не сказал».
Вот и гадай: знает, но не говорит, чтобы не выплыло случайно, не знает, и потому не говорит, - во что верилось слабо, ибо Тихон не такой человек, чтобы не знать, - либо это тайна даже не уровня Ященко. И тогда совсем плохо...
Вот и все получились поминки внутри прежнего трудового коллектива Юрки Семёнова...
Вышел вперёд Перс, сказал краткое прощание. Какое-то обыденное, в общем. Хороший боец, наш друг, по велению сердца, отомстим... То, конечно, но... не то. Не знал он Юрку. Не успел узнать. А Юрка... Он добрый был. Потому и позывной себе взял от противоположного. С Настей и с ним, Алексеем, как поступил? Как там, в этой старой песне, что дядя Эдик любил? - «уйду с дороги, таков закон — третий должен уйти»... А ведь они даже друзьями не были. Ну, там, в Москве. Не, ну коллеги... хотя нет, это для офиса... Партнёры, соратники. Сослуживцы. «Здорово — привет — как ты?». По-настоящему здесь уже познакомились. Сблизились. Сдружились, конечно. Хотя и не так, как с Мишкой. И вот он, ещё лежит, чуть повернув голову набок, от раненного плеча, и смерти нет в нём. Но нет и его. Вот нет рядом того, что, оказывается, всегда неощутимо ощущалось за плечом — наличия Юрки пусть не рядом, но всегда... вместе.
А теперь вот он, рядом. Лежит в двух шагах, с безмятежным лицом спокойно спящего человека. Но вместе его уже нет...
Перс подошёл к Алексею:
- Скажи...
Тот почувствовал вдруг тяжёлый рывок души вниз. Что сказать? Прощай, Юрка?
Не смогу!
Страшно...
- Давай, Буран, - тихо, с какой-то братской лаской проговорил Перс. - Ты должен...
Алексей сжал кулаки. Да, это долг...
- Товарищи! - начал он казённо. И замолчал, давясь комком, прыгнувшим к горлу.
Потом проговорил тихо, скрежещущим голосом:
- Я не могу сказать вам о том, каким был Юра Семёнов. Мне... Мне страшно... Простите. Мне страшно говорить о нём: «Был». Мне страшно сказать: «Прощай»... Простите меня! Скажу лишь: он... бы-ыл... Нет! Он воевал! Как русский солдат! И он остался... русским солдатом...
