Глава 5. И натиск, и проникновение
Из всего вышесказанного очевидно: эксплуатация как местных богатств, так и местных рек, игравших роль дорог, были невозможны без взаимодействия прежде всего с местными элитами.
Ведь покорить население – этого для создания государства мало. Государство всегда является плодом согласия элит. И затем – результатом согласования этого плода согласия - с населением, с массами. Оно может быть сколько угодно кровавым, это согласование. Либо наоборот, мирно-договорным. Но оно так или иначе обязано быть. В ином случае государство либо крайне недолговечно, либо его вообще не возникает.
А ведь России, между прочим, 1150 лет, и она по древности суверенного существования находится на втором месте среди государств Европы. Раньше неё государствами – с не прерывавшейся государственной историей, что принципиально важно! - стали только Франция с 843 года, когда в соответствии с Верденским договором было образовано Западно-Франкское королевство. Англия свою историю независимого государства начала лишь в 943 году, Дания – в 960-х, Швеция – в 1000-х, Австрия – в 1156-м, Испания – с 1479-го, Португалия – с 1640-го. Остальных можно не рассматривать. Они как государства сложились практически на наших глазах – как Германия, Италия или Болгария в XIX веке, или, как Польша или Венгрия – в ходе пертурбаций после Первой мировой войны уже в XX веке.
Речь, повторюсь, идёт не о государственности вообще – так можно уплыть вслед за щирыми украинцами, которые вели войны, оказывается, ещё с персами Дария и выкопали Чёрное море. Речь идёт о непрерывной истории государственности, пусть даже со сменою династий. В этом смысле российскую государственность с 862 года не прерывало ничто – ни вассалитет перед Ордою с 1237 года, ни Смута начала XVII века, ни революции века XX.
Значит, что-то такое делали русские тех факторий, чтобы суметь закрепиться во главе огромных масс людей громадного количества и разнообразия родов и племён? И затем повелевать ими на протяжении всего этого времени? Как-то они обеспечили это своё право не только на власть, но и на объединение вокруг себя десятков племён, из древлян, словен, вятичей, муромы или мери ставших русскими?
Давайте разбираться.
Итак, на будущей Руси скандинавские бандиты – ну, или, в принятой для средневековья классификации, воины – обнаружили сразу два потенциально обогащающих их фактора: наличие на определённой территории мехов (и рабов) и наличие выхода через эту территорию на покупателя. Коими выступали прежде всего арабские и византийские потребители и разнообразные посредники – булгары-перепродавцы, хазары-взиматели пошлин, радхониты-профессиональные купцы.
Естественнейшим для средневековья – да и для нынешнего времени – образом норманны обязаны были устремиться на освоение и покорение этого многообещающего пространства.
При этом, однако, очевидны военно-стратегические трудности, которые необходимо было преодолеть скандинавам, чтобы пройти путь до, как минимум, прикаспийских арабов (или хазар, если дирхемы им приходили в результате контактов с Хазарией). Это преодоление:
- запиравших вход в восточное пространство крепостей Ладоги и Любши;
- волховских порогов;
- волоков и речных путей через финские и славянские земли;
- Волжской Булгарии и контролируемого ею русла Волги;
- Хазарии и контролируемой ею волжской дельты.
Противостоять натиску пускавших слюни и кровь от звона серебра скандинавов могло только наличие уже чьего-то контроля над транзитными речными путями с Севера на Восток. Вплоть до территории Волжской Булгарии, где Причём сравнимого по силе потенциального отпора силе потенциального нападения. Однако местные племена, во многом утратившие былую пассионарность, – а мы это видим хотя бы на примере угасших к этому времени «дьяковцев», - не могли или не хотели дать соответствующего отпора.
Причин тут, как видится, несколько.
Первая: местные элиты – а отпор всегда организуют элиты – именно что не хотели давать отпор. Ведь, как мы уже убедились, захожие скандинавы были им полезны и выгодны. Не лезли собственно во власть – нет примеров того, чтобы некий скандинав пытался захватить власть над неким местным племенем. До времени, конечно. Процесс таких захватов начался лишь вместе с началом возникновения русского государства – а до этого тогда было ещё далеко. Зато скандинавы с их выучкой и мобильностью сами собою выдвигались на роль агентов сбыта товарной продукции местных хозяйств. С соответствующими бонусами для тех, кто эту продукцию им поставит. И с возможностью пригрозить непослушным или жадным исправительно-уничтожительными мерами со стороны вислоусых дядек с грозными мечами и секирами. Не думаю, что был избыток тех, кто желал подвергнуться такому «воспитанию».
Разумеется, без конфликтов не могло обходиться и не обходилось. Но в силу первоначальной слабости не организованных скандинавских торгово-охотничьих ватажек и характера местности и незначительной плотности народонаселения эти конфликты в целом не могли не заканчиваться установлением отношений сотрудничества. Ведь в конечном итоге, что удобнее? – сразу получить товар и перепродать его - либо сплавляться по бесчисленным рекам и лазить по дремучим чащам в поисках деревенек, население которых случайно не успеет разбежаться при виде чужих кораблей?
Вторая причина, повторюсь: скандинавы первоначально и не вторгались в сферу компетенции местных элит. Земли вокруг много, полной власти над нею ни у кого нет, люди живут себе по своим понятиям в своих лесах. Если и существуют некие племенные центры, то влияние их, как показывает археология, распространяется на ближайшую округу-задругу – то есть от силы на пяток «кустов» из трёх-пяти деревенек каждый.
Пространства полно. Было на нём место для финнов и славян с кривичами, - будет и для скандинавов. Селись, коли добрый человек.
Насчёт доброты скандинавов не скажу ничего, но селились они здесь тоже, к тому же не претендуя на захват местных городищ. Поначалу, конечно, не претендуя. Потом-то уже другие вопросы на повестку дня встали. Но и позже, когда уже развернулся чисто территориальный аспект русской экспансии, часть скандинавских поселений продолжала существовать в стороне от поселений туземных.
За исключением, впрочем, того обстоятельства, что сами они становились центрами притяжения для местного населения.
И это уже третья причина того, что аборигены не давали заметного отпора пришлым скандинавам. Ведь поселения пришельцев представляли собою не опорные пункты иностранной экспансии, а открытые торгово-ремесленные поселения. Которые не имели государственной и даже этнической, племенной принадлежности. До определённого времени мы не видим в них ничего, что напоминало бы государственные учреждения – дворцы, казармы, арсеналы и проч. Здесь всё относительно ровненько, все живут примерно одинаково.
Следовательно, ключевым пунктом для начальной русской истории становятся… пункты. Те самые фактории на «мирных землях», где и происходили те самые взаимовыгодные контакты между транзитными русами и местными элитами.
Только для начала давайте позволим себе немножко расширить понятие элит. Тем более что это в начальном смысле вовсе не сборище аристократов, нестерпимо блистающих тонкими манерами. Это, попросту говоря, те страты общества, которые его в идеале представляют. Ну, скажем, офицеры – это армейские элиты, а деревенские старосты – крестьянские. При этом, скажем, мельник, кузнец, поп, корчмарь, хотя и живут в деревне, но являются не крестьянскими, а сельскими элитами. Как полковники и генералы – элитами офицерскими.
Словом, элиты – это не лучшие члены общества. Это – представительные члены общества. А поскольку обществ – точнее, общественных страт – много, и они меж собою переплетаются, то, соответственно, и элит в обществе далеко не одна. А одни и те же люди могут входить в разные элиты. Как, например, десантный генерал может считаться и армейской – элитные войска, - и офицерской, ибо генерал, и генеральской элитой. Хотя относительно последнего у генералов-ракетчиков может быть своё отличное мнение, кто тут элита – они, которые могут сокращать Штаты на выбор, или он, который в курсантской юности кирпичи лбом расшибал…
Так что мы даже не расширим количество элит, а просто отнесём к ним для рассматриваемого времени не только очевидных племенных вождей и шаманов, но также выделившихся из своих родов воинов, купцов, ремесленников, самостоятельных охотников-трапперов. И прочих, кто выделился из массы лесовиков-земледельцев.
В общем, изгоев и выродков. То есть из рода вышедших или изгнанных. Но если нашли себе дело и жизнь вне рода – тоже по-своему элиты, не откажешь.
И что происходило с этими факториями и вокруг них? Археология даёт достаточно материала, чтобы увидеть, как именно вокруг них и формировались уже не русинки-транзитники, то есть русившие по рекам скандинавские находники, а те самые русы, вокруг которых и руками которых и возникло Русское государство.
Давайте на всё это посмотрим.
Начнём с Ладоги, как первого государственного пункта Руси и как хорошо археологически изученного поселения.
Сама история этого пункта начинается со скандинавов:
В 753 году (это очень достоверно датируется по дендрохронологии) к Ладоге приходят люди с запада… В I ярусе с древнейшей дендродатой
То, что это скандинавы, доказывается не только северным обликом жилья, но и инструментарием в находившейся рядом с жилищами кузнечно-ювелирной мастерской:
Набор индивидуальных находок характеризует культурный облик первопоселенцев определённым образом. Овальная скорлупообразная фибула, языковидное кресало, колесовидные бляшки, фрагмент железной гривны из перевитого дрота, фризские костяные гребни, бронзовое навершие с изображением Одина, наконец, т.н. «клад» инструментов находят аналогии в североевропейском круге древностей. /225/
Скандинавские древности из культурного слоя Старой Ладоги: фибула с головой зверя («медвежья голова») готландского типа, равноплечная фибула типа 70-73, бронзовый игольник (Цит. по: 431)
Во всяком случае, у археологов –
- нет сомнения, что первыми обитателями Ладоги были люди, среди которых доминирующее положение занимала группа норманнов. Представляется, что она была немногочисленна и достаточно монолитна. Наряду с мужчинами в ней были женщины и, вероятно, дети. Носители иных культурных традиций если и были в её составе, то занимали далеко не ведущее место. Создаётся впечатление, что перед нами поселение одной общины. Полукруговая (может быть и круговая) схема застройки с включённой в неё мастерской, отсутствие обособленных жилищно-хозяйственных комплексов, малое число домов, а соответственно и их обитателей позволяют рассматривать Ладогу 750–760-х гг. скорее как отдельную единую усадьбу, чем как поселение – зародыш города. /225/
Разумеется, скандинавы пришли не на пустое место. Само название – Альдейгьюборг – взято у финнов. Так назывался не город, а местный ручей, но очень похоже, что по Волхову тогда и разделялись охотничьи угодья чуди и веси:
По общему мнению исследователей, название происходит из прибалтийско-финских языков. Скорее всего, исходный гидроним - финск.*Alode-jogi (joki) – «Нижняя река»… Как со всей убедительностью доказал И.Миккола, исходным является сочетание al, а не la в начале слова... Соответственно, можно утверждать, что из финского названия реки Ладоги (совр.: Ладожки) произошел скандинавский топоним Aldeigja (вероятнее всего, сначала как имя реки, а затем - поселения), а из него (с метатезой ald > lad) - древнерусское Ладога. /117/
И скандинавские пришельцы сели на условно нейтральную землю – речные поймы охотников-лесовиков не очень интересовали. Точно так же веком ранее на другом берегу сели и основали своё поселение в урочище Любша пришельцы-кривичи.
Таким образом, уголок, где разместилась будущая Ладога с окрестностями, изначально обладал чертами экстерриториальности. Хотя нужно отметить, что в Любше кривичи возвели не просто поселение, а крепость. То есть было от кого в ней обороняться. От кого, если скандинавского «серебряного» натиска ещё не отмечалось? Получается, от финнов.
Но так или иначе, а очень скоро оказывается, что Ладога населена уже несколькими этническими группами. Иными словами, возник укреплённый пункт, базой которого был тот самый взаимозаинтересованный модус вивенди, о котором мы говорили чуть ранее.
Затем, в конце 760 - начале 770-х годов первый ярус застройки Ладоги прекращает существование в результате военного столкновения. Хорошо задокументирована кардинальная смена населения. Появились постройки, принадлежащие к принципиально иной домостроительной традиции, для которой характерна развитая техника сруба:
С застройкой II яруса связываются находки древностей севера лесной зоны Восточной Европы второй половины I тысячелетия н.э. Жизнь скандинавской колонии обрывается в результате продвижения на север носителей культурных восточноевропейских традиций — славян или приведённых ими в движение аборигенов. /225/
Ещё спустя некоторое время, и уже совершенно независимо от этнической принадлежности жителей Ладоги, город оказался на пути транзитного движения серебра с Востока. Совершенно закономерно: скандинавы здесь не только поселились, они к тому времени уже довольно весело ходили по Восточному пути, где торговали и воевали. Во всяком случае, -
- известны отдельные находки так называемого скандинавского импорта вендельского периода (VI — начало VIII вв.) из могильников Литвы, Латвии и Эстонии. /135, 552/
Ладога как удобная гавань неизбежно должна была стать одним и пунктов, через который скандинавские морские волки заходили на восточное пространство. И через неё и стартовали первые этапы развития самого главного бизнес-проекта всей будущей русской территории. Об этом говорят монетные и прочие находки:
Материалы III яруса (около 780 – около 810 гг.) свидетельствуют, что именно в это время происходит становление путей из стран Балтики на Арабский Восток. Встречены салтовские лунницы синего стекла, бусы из сердолика… фиксируется начало активного проникновения арабского серебра, ... синхронизирующееся с выпадением здесь древнейшего монетного клада
Далее мы отчётливо видим здесь две важные вещи: межнациональный характер поселения и робкое, начальное, но складывание на этой базе уже наднациональной людской общности:
В 810–830-х гг. (IV ярус) … застройка обретает если не регулярный, то, по крайней мере, упорядоченный характер. /225/
И при этом виден –
- симбиоз «североевропейского» интерьера и «восточноевропейской» техники домостроительства -
- который –
- привёл к созданию оригинальной, чисто ладожской формы жилища.
Увеличивалась численность населения. И экономическая причина этого совершенно прозрачна – всё больше поднимал голову его величество «восточный транзит», всё большее количество работников требовал он для своего обслуживания здесь, в пункте перехода от морского к речному кораблевождению.
Похожим образом развиваются и другие скандинавские «фактории» на путях восточного транзита.
