Прежде чем идти дальше, подытожим абрисно, каким мы увидели процесс эволюции русов из первоначальных скандинавских тринзитных путешественников.
А он, если именно абрисно, таков: вольные военно-торговые команды, фелаги, банды русят по рекам на богатый восток, продавая там за серебро шкурки, оружие и рабов à где-то в ключевых пунктах останавливаются по делам, для ремонта, отдыха или торговли и неизбежно вступают в экономический, не чисто грабительский, контакт с местными аборигенами à возникает фактория, затем совместное открытое торгово-ремесленное поселение à при совместном поселении возникает совместное население à во втором-третьем поколении у этого населения уже новое, своё собственное самосознание, уже не «транзитёрское» и гостевое, но и не аборигенное, ибо возникает вне аборигенных менталитетов и вне аборигенных экономических практик à это самосознание, однако, по определению местное, уже не норманнское à население с таким самосознанием постепенно, но неизбежно осознаёт себя русами и постепенно ментально отделяет себя как от норманнов, так и от аборигенов.
А что дальше? А дальше логика истории, экономики и политики такова: русы в силу своего этногенеза из энергичных пришлых и энергичных аборигенных элементов изначально пассионарнее окружающего их аборигенного населения à имея преимущественный доступ к импортам, к экономике транзита, постоянно подпитываемые пассионарными элементами как из пришельцев, так и из аборигенов, они становятся центрами консолидации пассионарного населения и развитой по тем временам экономики, превосходящей окружающее натуральное хозяйство и притягивающей его à втягивая в себя и покоряя экономически аборигенов, то есть, проще говоря, обкладывая данью, русы неизбежно подчиняют их и политически à создаётся протогосударственная структура в виде городов-государств, этаких местных «Русей» во главе с русами и с «русским» подвластным населением à неизбежен процесс консолидации и борьбы между ними, в ходе которого выделяется ведущий центр «Руси», подчиняющий другие и строящий на этой основе уже большое государство.
Отметим специально, что в описании этого процесса нам не потребовались никакие этнических ярлыков. Транзитёры могли быть как скандинавами, так и славянами или хоть марсианами, аборигены могли быть хоть славянами, хоть финнами, хоть юпитерианцами. Но отношения между ними обязаны были быть только такими, как я описываю, ибо иных не позволяет природа, экономика и сам процесс транзита. Фигурально говоря, пошёл по будущим русским рекам на восток - всё, пропал: ты русинг. Остановился, оглянулся - тем более: ты рус. Одно неловкое движение с аборигенкою – и ты вскоре отец руса. Основатель, можно сказать, нового этноса.
Не то ли и произошло где-то в лесах вдоль речки Лиса с очередным из моих прадедушек Хёгни?
Но к нему мы ещё вернёмся. А пока отметим два важных обстоятельства.
Первое: всё же этническую – может быть, уже прото-национальную - карту того времени мы достаточно хорошо знаем. Транзитёрами были всё же по преимуществу скандинавы. Хотя, конечно, никто не запрещал затесаться в их команду ни англам с франками, ни пресловутым балтийским славянам, дошедшие до нас свидетельства о первоначальном русском языке чётко говорят о том, что русинги говорили на одном из диалектов древнесеверного языка. Как я доказывал в одной из прежних книжек, на мой вкус это диалект восточной Швеции, но надо признать объективно – чтобы быть в полной об этом уверенноти, у нас и данных мало, да и различий между тогдашними диалектами древнееверного достаточно явственных мы чётко не определяем.
Примечание про подлинный русский язык
Вот что свидетельствует император Византии Константин Багрянородный в уже упомянутом труде примерно в конце 940-х – начале 950-х годов:
Росы же… спускаются в Витичеву, которая является крепостью-пактиотом росов, и, собравшись там в течение двух-трех дней, пока соединятся все моноксилы, тогда отправляются в путь и спускаются по названной реке Днепр.
Прежде всего они приходят к первому порогу, нарекаемому Эссупи, что означает по-росски и по-славянски «Не спи». Порог столь же узок, как пространство циканистирия, а посередине его имеются обрывистые высокие скалы, торчащие наподобие островков. Поэтому набегающая и приливающая к ним вода, низвергаясь оттуда вниз, издаёт громкий страшный гул. Ввиду этого росы не осмеливаются проходить между скалами, но, причалив поблизости и высадив людей на сушу, а прочие вещи оставив в моноксилах, затем нагие, ощупывая своими ногами [дно, волокут их], чтобы не натолкнуться на какой-либо камень. Так они делают, одни у носа, другие посередине, а третьи у кормы, толкая шестами, и с крайней осторожностью они минуют этот первый порог по изгибу у берега реки.
Когда они пройдут этот первый порог, то снова, забрав с суши прочих, отплывают и приходят к другому порогу, называемому по-росски Улворси, а по-славянски Островунипрах, что значит «Островок порога». Он подобен первому, тяжек и трудно проходим. И вновь, высадив людей, они проводят моноксилы, как и прежде.
Подобным же образом минуют они и третий порог, называемый Геландри, что по-славянски означает «Шум порога», а затем так же - четвёртый порог, огромный, нарекаемый по-росски Аифор, по-славянски же Неасит, так как в камнях порога гнездятся пеликаны.
Итак, у этого порога все причаливают к земле носами вперед, с ними выходят назначенные для несения стражи мужи и удаляются. Они неусыпно несут стражу из-за пачинакитов. А прочие, взяв вещи, которые были у них в моноксилах, проводят рабов в цепях по суше на протяжении шести миль, пока не минуют порог. Затем также одни волоком, другие на плечах, переправив свои моноксилы по сю сторону порога, столкнув их в реку и внеся груз, входят сами и снова отплывают.
Подступив же к пятому порогу, называемому по-росски Варуфорос, а по-славянски Вулнипрах, ибо он образует большую заводь, и переправив опять по излучинам реки свои моноксилы, как на первом и на втором пороге, они достигают шестого порога, называемого по-росски Леанди, а по-славянски Веручи, что означает «Кипение воды», и преодолевают его подобным же образом. От него они отплывают к седьмому порогу, называемому по-росски Струкун, а по-славянски Напрези, что переводится как «Малый порог»./206/
Как-то так сложилось, что практически во всех многочисленных дискуссиях по поводу этой информации стороны быстро, почти сразу, срываются на определение того, кто такие русы. И вновь всё оборачивается лупцеванием друг друга идеологическими дубинками, на которых написано «норманнизм» и «антинорманнизм».
Мы же этого делать не будем. А проанализируем текст просто с точки зрения теории информации.
Первая информема есть и самая важная: росы и славяне говорят на разных языках!
Эти языки порфироносный обозреватель противопоставляет точно так же, как ныне противопоставляются статьи в каком-нибудь русско-немецком словаре:
… по-росски Варуфорос, а по-славянски Вулнипрах…
…по-росски Аифор, по-славянски же Неасит…
…по-росски Струкун, а по-славянски Напрези…
По тому - так, а по этому – этак. На языке науки логики это называется логической противоположностью. Высокий – низкий, белый – чёрный и так далее.
Но раз языки разные – значит, и народы разные. Само существование такого русско-славянского топонимического словаря доказывает, что они – два разных народа.
Для византийского императора это само собой разумеется. Языковое различие между русами и славянами для него естественно.
Более того – не для него одного. Византийцы и позднее это знали: как свидетельствует хронист Лев Диакон, они и позже, во времена войны со Святославом в Болгарии, засылали в лагерь русов лазутчиков, -
- владеющих обоими языками.
И что же это за языки?
