Однако здесь есть и проблема. Как правило, люди не хотят расставаться с жизнью. И с собственностью. А потому граждане в те буколические времена поголовно были вооружены и поголовно, хотя и в разной степени, владели боевыми навыками. И главное, жизнь была такою, что эти навыки нередко приходилось пускать в дело, а потому при любом порядке совместного жития немедленно организовывалась совместная оборона, а с нею – и от неё – власть. Или наоборот, не важно.
Потому просто прийти с оружием и отнять собственность с его помощью было проблематично. И чем крупнее поселение – тем проблематичнее. Одиночного лесовика-добытчика задавить нетрудно. Деревенька-весь – уже цель посерьёзнее, хотя, понятно, смерды никак не опасные противники профессиональным бандитам. Но весь как место поселения одного рода – часть задруги, соседского объединения нескольких родов и их, соответственно, весей.
У задруги уже, как правило, имеется какая-никакая, но организованная боевая сила. Пусть из юношей, не отягощённых семьями, пусть собирающихся временно, когда не идут полевые работы, пусть занятых чистым и бескровным молодечеством, ища больше приключений, нежели участвуя в реальных боевых действиях. И пусть это, в современном понимании, этакая подростковая банда или, в лучшем случае, нечто напоминающее добровольную народную дружину, - но тем не менее это уже боевое подразделение, освященное традицией, благословлённое старейшинами родов, предназначенное быть защитником свой задруги. Пусть это временные боевые образования - но они есть, и через них прошли в юности все мужчины задруги, и при необходимости они все встанут под её… ну, знамён тогда не было – значит, под тотем или ещё какой вексиллум местного пошиба.
А задруги, как правило, объединены в "народ" – людей одной местности, одного языка, одного закона, одного народного собрания и одного совета старейшин. У людей индоевропейской языковой принадлежности это объединение величается фольком, фолком, полком и выставляет на войну тот самый полк. До тысячи мужчин, хотя, конечно, цифра эта сильно гуляла в зависимости от конкретики места и времени.
И, наконец, ещё выше по организации было племя – союз фолков. Собственно, и отдельный фолк часто представал как племя, ибо в жизни, понятно, всё не так однозначно, как в армии. Где тоже далеко не всё однозначно. Но всё же племя было, как правило, шире объединения нескольких задруг, обживших одну долину или одну речную пойму. Оно и формировалось-то, как правило, вокруг и силами одного или нескольких фолков, подчинявших себе другие. Как правило, после того как обзаводились сильным лидером или группой пассионарных товарищей, в конечном итоге выделявших из своих рядов сильного лидера. Племя, образно говоря, это – вождество нескольких "народов", говоривших на одном языке.
Это и были "люди". Это были "мы". А остальные – точно "немы" и уже не совсем люди, а "нелюди" и чужаки. От которых только зла и ждать…
