Название не моё, ребята захотели. А раз он - проект описателивания молодых авторов-фантастов, то пришлось подчиниться.
Ну, и сам, старый, вписался, грешным делом. Подло переделал прежде написанное:
Беглец из Лыкошино
Семёнов сидел в учреждении ОН-55/3. В посёлке Лыкошино, что
неподалеку от Бологого.
В принципе, местечко неплохое – старая графская усадьба, прудик
графский же, тихая до пронзительности русская природа. Уютно. А ле-
том – просто замечательно!
Правда, ничего этого Семёнов не видел. Расконвоирован он не был,
и за периметр выходить права не имел. А потому видел лишь серень-
кие стены отрядного барака, синие одеяла на двухэтажных шконках,
серый же деревянный забор. И колючую проволоку, что отделяла до-
рожку, по которой время от времени прогуливался ДПНК да старшины-
контролёры, от собственно зоны.
ДПНК по этой дорожке прогуливаться было, собственно, не-
чего – достаточно тех самых контролёров. Не говоря о солдатах
на вышках. Дежурному помощнику начальника колонии положено
было сидеть в штабе и управлять сменой. Но хозяин – начальник
зоны – был законник и передовик, а потому заставлял своих офи-
церов самолично обходить периметр, дабы… Дальше шли всякие
правильные слова, вполне себе справедливые – только с одним не-
достатком: они были совершенно неважны. Обязал Хозяин ДПНК
обходить периметр – и точка.
Впрочем, и этого Семёнов не знал, ибо не положено ему было знать
тонкости внутриполитической ситуации в учреждении УС-6833, кото-
рое охраняло учреждение ОН-55/3. Но сиделось ему и без этих знаний
вполне себе ничего. Работа была не пыльной: рукавицы рабочие да во-
енные тачать – это тебе не кайлом в шахте орудовать.
А Семёнов знал, как это – кайлом в шахте. Сидел он не первый год,
и даже не второй, и на прежней зоне потрудился славно на благо родной
страны и города Краматорска, в частности.
Впрочем, это тоже пошло на пользу – кайло и шахта. Ибо благодаря
им он заработал туберкулёз и был переведён сюда, фактически в сана-
торий. Где тебе и лечёба, и работа нетяжёлая, и воздух хороший, и пи-
тание… В общем, бывалые зэка и в Краматорске питание нахваливали,
не находя никакого сравнения с магнитогорским или тем более с карла-
говским, – но здесь кормили ещё лучше.
А главное – власти тут по уму распорядились: тех, кто сильно бор-
зел здесь, переписывали на открытую форму болезни и переводили
в Красный Бор, километрах в пяти от этой зоны. С одной стороны, всё
ништяк – отдельная больничка, уход... Говорили, правда, что в прежние
времена, при Сталине, до таких глупостей не опускались, но при Хрущеве
вошел в моду социалистический гуманизм. Там совсем больные благопо-
лучно и досиживали до свободы… Или до номера на табличке, прибитой
к колышку. Тоже здесь, на полпути от поселка.
Вот только из Красного Бора как раз чаще попадали под колышек.
Ибо стоял там «особняк». Для тех «тубиков», что заработали себе осо-
бый режим. А «особняк» – он и есть «особняк»: пожалуй под полосатую
робу и зверства охраны. И, соответственно, нравы те ещё...
А потому после перевода пары-тройки особо борзых воров в
Красный Бор остальное «отрицалово» заметно присмирело. Потому
как доказывай потом прокурору, что перевели тебя не на особый режим
лечения, как значилось в бумагах, а на особый режим отсидки, как это
оказывалось фактически. Под колышек с унылою табличкой торопить-
ся охотников не было...
Так что Семёнову, «мужику», от этого соседства двух зон точно
лучше было: на «красной» плохо, но на «воровской» ещё хуже. И си-
деть бы ему тихо-спокойно, в уютном месте, но беда была – уж боль-
но долго сидеть оставалось! 12 лет всего, 8 – ещё, и на УДО, в луч-
шем случае, – не раньше, чем через четыре… А жалко, лет-то! Там
и украли-то всего ничего! Да и не украли – так... Как все жили. Просто,
в отличие от других, не сунули кому надо, вот и запалились…
Нет, о побеге Семёнов не думал. Вернее, думал, и думал постоянно,
но… не очень конкретно. В электрике он неплохо шарил, видел, что на
периметре – не просто КСП и вышки с автоматчиками. На контрольно-
следовой полосе какие-то дуры стоят – явно на прерывание излучения
срабатывают. По забору кабель толстый идёт – это, точно, на противо-
удар работает. По забору, сверху, МЗП растянута. А там, за ним, ещё
несколько рядов колючки, да под током…
На работы тут не выводят – значит, по ту сторону не окажешься.
Один шанс – на машине как-то удрать. Но как? Собачки ведь там
всё нюхают! Солдатики досматривают. Да и хорошо досматривают –
им ведь, солдатикам, тоже домой хочется, а не на твоё место. А домой
солдатик съездит, если побег пресечёт. А ещё лучше – если зэка при
этом пристрелит. Ему тогда, может, и медальку дадут.
Так что не надо лучше с ними связываться, с солдатиками. Вон,
в Краматорке трое дёрнули – через два дня их трупы на выходе в пром-
зону выложили. В воспитательных, так сказать, целях…
* * *
– Ты, Калюжный, мне тут не ори! – Семёнов тоже поднял голос. –
Тут вопрос политический! Ты же коммунист! Орденоносец. К Герою
тебя представили. Партия тебя выдвигает в депутаты аж Верховного
Совета! А ты кобенишься. Да за это, знаешь, что бывает! Вызовем на
парткомиссию, не посмотрим, что директор передового совхоза!
– Да не могу я, Петрович! Не могу, пойми! – молил Калюжный. –
У меня тут работа, дел, сам знаешь, полно! Семья, дети. Ну, начну
я в эту Москву ездить. Сам же знаешь, как это у нас: пошёл в депутаты,
начались встречи-собрания, пионэры всякие, совещания-заседания –
и всё, пошло прахом дело! Оно тебе-то нужно? Секретарю райкома?
Ты ж тоже, смотри, на «Ленинском пути» нашем как вырос! Давно ль
мы с тобой вместе под трактором на морозе лежали? А теперь – ты ува-
жаемый человек, я уважаемый человек, район в передовых ходит. Тебе
ж на завотдела в обком – прямая дорога! На хрена тебе этот риск?
Семёнов подошел к маленькому столику, налил себе воды из графина.
Глянул на портрет над столом.
И с размаху шарахнул по полированной поверхности кулаком с зажа-
тым в нем стаканом. Вода, словно даже замедлившись, дугой проплыла
путь над бумагами.
Калюжный похолодел. Он уже видел, как всё вокруг замедляется...
Впрочем, наваждение тут же кончилось. Вода, как ей и положено, вы-
плеснулась на стол.
Калюжный аккуратно перевёл дух...
– А ты мне старым знакомством в глаза не тычь! – рявкнул секретарь
райкома. – Мне наложить, что мы там с тобой делали! Тут с тобой не
я – тут с тобой Партия говорит! Тебе что, доверие партии – хвост со-
бачий? Повертел, решил, что не нужно, и бросил?! А партбилет на стол –
не хочешь положить?! Да ты знаешь, на каком уровне такие решения при-
нимаются! Это же обком! Да не простой – целинный! У них в ЦК дорога
натоптанная! Наверняка уже там в отделе согласовали. А ты мне тут бу-
дешь финты крутить? Да мы на твоем отказе знаешь как запалимся?..
Замолчал, тяжело дыша.
Калюжный тоже молчал, глядя в окно, за которым облака весело мяли
друг друга в лучащемся покое неба.
Весело мяли. Может, и показалось давеча. С водой.
– Ладно, дай закурить, – проговорил он наконец. – Твоих, обко-
мовских…
Помолчали ещё.
– Я ж тебя тоже не как чужого выдвинул, – пробормотал осевший
вдруг Семёнов. – Мы с тобой в паре помнишь, чего творили. В паре
и дальше пойдем. Вплоть до Москвы…
Калюжный вздохнул. Поднял правое плечо, словно бы пожал им.
Упёрся руками о колени, как будто собирался вставать. Но не встал,
а лишь свесил голову.
По жёлтому паркету ползла муха. Сапоги грязные. На правой брючи-
не след солидола. То ли масла машинного… Убить Сеньку, когда, гад,
«козла» хотя бы перед дорогой в район чистить научится! Самого за-
ставлю брюки стирать!
Улетела муха.
– Как бы нам с тобой…
Помолчал. Встал, подошел к графину с водой, налил в оставшийся
стакан.
Выпил медленно.
Наваждение это было. Наваждение.
– Ладно, хер с ним, – сказал.
Муха забилась о стекло.
* * *
Гроза обрушилась неожиданно. Небо, в общем, хмурилось давно, из-
редка даже покрапывало, но грозой как-то не пахло. Хотя после двух не-
дель жары хорошего дождя хотелось всем. Особенно после дня работы
в душном цеху.
Но к вечеру, словно удовлетворившись результатами разведки боем,
из-за леса на западе быстро, едва ли не ураганно надвинулась громадная
чёрная туча. Выбравшиеся покурить после ужина зэки только цокали
языками, оценивая особо изщрённые па танцующих вокруг неё молний.
– А вырубит у них электрику-то, – поделился кто-то сзади. –
Отключится периметр. Можно ноги сделать...
И сам себе усмехнулся.
– Да ладно, – махнул рукой Кротов, что сидел в цеху за соседним
с Семёновым столом. – Выставят солдатиков по периметру через каж-
дые десять метров и всего делов...
«Н-да...», – мысленно вдохнул про себя Семёнов.
Дождь рухнул, как столб...
Зэки, торопливо затушив и попрятав «бычки», подались в барак.
Семёнов остался на крыльце, бездумно глядя на то, как буйствует гроза.
Казалось, она рвётся именно к нему, пытаясь дотянуться до горла косы-
ми пальцами дождя, рыкая обрывающим дыхание громом, стреляя мол-
ниями. Но Семёнову страшно не было. Он даже находил удовольствие
в этом понарошечном противостоянии стихии. Особенно, если вертеть
в голове мысли о том, как молнии убивали людей в грозу.
Он вообще был решительным человеком, Семёнов. Просто вот не по-
везло однажды...
И тут сверкнуло прямо перед глазами. И мгновенно рявкнуло так, что,
казалось, что-то взорвалось прямо рядом с крыльцом. На периметре за-
ныла сигнализация. Надо бы в барак, подумал Семёнов. Но не успел
даже повернуться. Ещё один высверк, ещё один удар – и всё вокруг
погасло...
Нет, его не убило. Когда зрение восстановилось, – он только сейчас
подумал, каким дураком был и как ему повезло, что смотрел в сторону,
и глаза не выжгло молнией, – вокруг действительно стояла темнота.
Не горели прожекторы на периметре, не горели фонари в зоне. Не горели
окна бараков. Действительно вырубило электрику. И можно делать ноги.
Семёнов хмыкнул про себя, как давеча тот зэк. И тут же замер. Что-
то было не так.
Удары грома слышались как сквозь вату. И глухо, как из помойки.
Молнии больше не сверкали, а как-то медленно и даже изящно выраста-
ли и опадали. Косые струи дождя словно присели в воздухе, разбившись
на капли.
И тихо стало. Гром этот странный слышен, а шипения дождя в лу-
жах – нет.
Семёнов тряхнул головой. Наваждение не проходило. Что это?
Вспомнился вдруг рассказ про каких-то мужиков, что после встречи
с шаровой молнией стали жить в ускоренном времени. Разные там при-
ключения, девочку из-под поезда вытащили, кого-то ограбили, пользу-
ясь тем, что для всех вольных они недосягаемы были – слишком бы-
стро двигались. Странное дело – может, и сейчас с ним что-то такое же
произошло?
Семёнов вытянул руку вперёд ладонью вверх. Да, капли падали.
Но очень, очень медленно.
Вопросами науки Семёнов голову себе никогда не сушил. Но пом-
нил, как некий заезжий городской лектор рассказывал что-то про успехи
в космосе. Дескать, в будущем советские люди смогут летать к звёз-
дам, потому что овладеют временем. Время-де относительно. Как отчёт
о событиях. И если где-то в пространстве событий не происходит – там
и времени нет. Чем советские люди вскоре и воспользуются, тем самым
открыв перед собою путь к звёздам...
Может, молния эта тоже самое сотворила с пространством зоны во-
круг? Капли замедилилсь, всё вокруг, значит, – тоже. Гром не изменил-
ся, просто слышно его в замедлении. Молнии те же, только... События
стали реже, вот и...
И советские люди могут этим воспользоваться.
И периметр вырублен.
Можно сделать ноги...
* * *
Майор Близнюк смахнул с фуражки изумрудные капли. Повесил мо-
крый плащ. Надо же, как льёт – пятьдесят метров от машины пробежал,
а вон как замочило!
– Да садись, садись, – махнул он рукой.
Майор Волынов, его заместитель, улыбаясь, опустился за свой стол.
– Ну что, утвердили? – осведомился он.
– А ты как думал! – победно взглянул на него начальник. – У нас всё
чики-чики! Приказ на днях будет.
Волынов подскочил, вытянулся во фрунт.
– Разрешите поздравить, товарищ подполковник? У нас всё готово!
Он открыл сейф, достал золотящуюся бутылку.
– Лично до Ленинграда отскакивал, самого лучшего достал! Эй!
Кол-ломиец! Бегом сюда! Тащи лимон и конфеты!
Близнюк поморщился. Было приятно.
– Отставить, Волынов! Ты схренел? Кто ж за звание заранее пьёт?
– А мы не за звание, – растянуто-солидно произнес зам. – Мы,
товарищ подполковник, мы – за встречу!
Захорошело уже после второй. Коньяк действительно был отличным –
в их глуши они всё больше водочкой пробавлялись. Да и ту в Бологое за-
возили дрянную, калужскую. Если не ещё хуже – смоленскую.
И Близнюк сказал, выпуская наружу то, что распирало его всю до-
рогу из главка.
– Слышь, Антоныч… Помнишь, к нам сюда запросы приходили?
На беглеца. Семёнов, десять лет назад отсюда ноги сделал?
– Ну, – отозвался Волынов. – Так нашли же его. С того и запро-
сы...
Близнюк засмеялся довольно.
– А знаешь, как нашли?
– Ну...
– Вовремя найти-то надо было. А теперь в главке головы ломают,
не знают, что и делать.
– А что? – налил ещё по одной Волынов.
– Да тогдашнего хозяина не знают теперь, куда деть. То ли со служ-
бы вообще уволить, то ли, наоборот, повысить. За правильную воспита-
тельную работу…
Волынов поперхнулся:
– Это как? Ты чего тут крутишь, Михалыч?
Начальник колонии расхохотался сыто, с удовольствием.
– Когда этот Семёнов побег сделал, его во всесоюзный объявили.
А хозяина тогдашнего, за необеспечение и так далее, перевели куда-то
под Читу. Он там сейчас и служит.
Так вот… Знаешь, кто Семёнова этого вычислил? Ща охренеешь –
«девятка» кагэбэшная!
– Эти, охрана гослиц? – уточнил Волынов.
– Ну! Они самые. Ладно, слушай, только больше никому…
* * *
– …И вот представляешь, Надюш, обнаружили побег только утром.
Куда, что? – нет следов и точка! Собака до дороги довела. А дождь же
был! И то чудо, что хоть так унюхала.
Короче, ориентировки ничего не дают. На дому не появлялся, у род-
ственников нет. На всякий случай по воровским каналам прощупали –
нету! Как растворился! Ну и… Вроде, забыли о нем.
А тут, значит, выдвигают депутатов в Верховный Совет. И среди всех
там один передовик с целины. Председатель колхоза какого-то передо-
вого, орден «Знак почёта» у него, медали за трудовую доблесть. А на-
чинал трактористом. Да! В партию вступил! Близнюк говорит: к Герою
представляли!
И как они там его проверяли только, в Казахстане этом! Не, точно там
советской власти нет!
Ну вот, а тут, значит, дела-то уже большие, высокие… Москва,
Кремль, начальство. Дела все – в КГБ. Те смотрят: а что это у това-
рища Калюжного – а он себе на эту фамилию документы справил –
с образованием перепутки какие-то? И по годам что-то, несоответствие
есть…
В общем, Близнюк, конечно, сам подробностей не знает, но, говорит,
начали в биографии товарища Калюжного, орденоносца, копаться –
и выудили: а не имели ли вы, товарищ Калюжный, небольшой отсидочки
по статеечке такой-то в учреждении ОН-55/3? И с чистой ли совестью
вы на свободу вышли?
Тот и раскололся.
Близнюк говорит, в Москве и плач, и смех стоял. Не знали, что де-
лать! Вроде, и зэк беглый – и герой труда настоящий! У него, если как
у Калюжного, всё действительно чисто! Работал, как вол, не пил, нормы
перевыполнял… Награды заслуженные! И куда его – досиживать об-
ратно? К нам? – так он от туберкулёза там на степном воздухе сам из-
лечился.
В общем, говорят, до ЦК дошло. И там порешили: делу этому огласку
не придавать, мужика в зону не возвращать, считать, что честным тру-
дом вину свою искупил…
Но уж и Героя ему не дали. И в Верховный Совет, конечно, ни-ни!
Да-а… Во люди дают!
А знаешь, Надюш, кто его в депутаты двинул, с чего все и открылось?
Секретарь райкома по фамилии… догадаешься какой? Семёнов!
Сначала даже думали, что родственники. Но потом выяснили – нет,
просто совпадение.
…Только ты, Надюш, это никому, слышь! ЦК, вишь, дело это тре-
бует не разглашать. Чтобы ни-ни, только между нами…
